Создавая истину - Страница 8

– Ну то есть немецкий, конечно. Но наш, пролетарий. – Майор Певчих вытянул из кармана расшитый кисет, задумчиво разглядывая немца, свернул самокрутку и чиркнул зажигалкой, сделанной из винтовочной гильзы. – Спроси у него, он родственник или не родственник?

Гауптман Маркс числил родными немецкий и польский языки. За время учебы недурственно овладел французским и отчасти английским. Но его любимая бабушка, уроженка Варшавы, время от времени говорила с ним по-русски. Так что он сносно понимал этот язык.

– О, да! – заулыбался Конрад, услышав вопрос лейтенанта явно еврейской наружности. – Карл Маркс! Да-да!

– Вот видишь, – покачал головой Певчих. – А ты говоришь. Знаешь что, Осипович, давай-ка звони в политотдел дивизии, пусть забирают этого с…ного красавца к себе. Не хватало нам еще родича самого Карла Маркса в расход пустить. Пусть они там голову ломают, что с ним делать.

* * *

Дежурный по штабу округа постучал в дверь кабинета:

– Товарищ генерал-майор, разрешите обратиться!

– Обращайтесь!

– Вам звонок из Москвы. Переключить?

– Из Москвы? Переключи, конечно.

Спустя несколько секунд телефон зазвонил прямо на столе у командующего артиллерией округа.

– Генерал-майор Певчих слушает.

– Василь Матвеич! Григорьев у аппарата.

– А! Это ты? Ну здравствуй-здравствуй! Рад тебя слышать. По работе или так?

– Или так, конечно, – начал бывший вестовой. – Но, сами понимаете, и по работе немного.

– Ага. Стало быть, в «Воениздате» мои стариковские писания тебе отдали?

– Ну, Василь Матвеич, кому же, как не мне. Я всё-таки ответственный редактор. А с чего это вы так: «стариковские писания»? Хорошие мемуары. И слог живой, не суконный. И фактаж широко рассматривается, и название мощное – «Огонь под огнем».

– Григорьев, что-то ты чересчур нахваливаешь. А ну говори быстро, что не так?

Бывший вестовой тоскливо вздохнул.

– Командир, ну если вот так вот честно, есть несколько замечаний. Не подумайте плохого. Не от меня. Сверху.

– Ладно. Не юли, как гимназистка на сеновале.

– Помните операцию «Кульнев», тот бой у горловины? Ну после которого весь корпус Майнцдорфа капитулировал.

– Дурацкий вопрос, Григорьев! Помню, раз о том написал.

– Ну вот об этом. Есть пара замечаний.

– Ты ж сам знаешь, что там всё правда.

– Ну кому как не мне! Но, во-первых, вы упоминаете, что по милости полковника Карасёва в дивизион были доставлены снаряды не того калибра, что поставило операцию на грань срыва.

– Что ж там не так?

– Василь Матвеич, дорогой! Всё так. Да вот в чём загвоздка. Вы там у себя в Забайкальском военном округе не в курсе наших московских пасьянсов, но по старому знакомству шепну: на этой неделе генерал армии Карасёв будет назначен заместителем начальника тыла нашей, как поётся в песне, «несокрушимой и легендарной». Неудобно получится. Тем более, как я слышал, к празднику вам собираются очередную звездочку дать. К чему на ровном месте наживать себе такого врага?

– Так уж и на ровном? – раздражённо буркнул Певчих. – Да ладно. Откорректируй там как-нибудь поаккуратней. Мол, кто-то не подсуетился, ети его мать.

– Спасибо, Василь Матвеич. Со вторым вопросом сложнее. – Григорьев сделал паузу. – Это насчёт Медузы.

– Что такое? – Генерал-майор от волнения встал из-за стола. – Ну? Давай не томи. Я по голосу твоему слышу, что ты о нём что-то узнал.

– Василь Матвеич! По правде говоря, всегда знал, – голос редактора звучал глухо и виновато.

– Григорьев, ну не скотина ты после этого?! Я его обыскался, по всему Союзу, по всем военкоматам письма разослал! Тишина мертвая! А ты все эти годы знал и молчал?

– Командир! Его нет в Советском Союзе.

– То есть как это?

– Да вот так. Вы ж тогда, ну когда дивизион на переформирование отвели, полк получили. А мы с Иваном Осиповичем рука об руку до Одера дошли.

– Ну?

– А что «ну»? Девятого мая война закончилась, а, как сейчас помню, одиннадцатого августа капитана Гершельзона арестовали.

– Как это «арестовали»?

– Приехали с автоматчиками и арестовали за самоуправство и разграбление социалистической собственности. Помните те брёвна, из которых мост построили? Они по очень высокому заказу в Москву шли. А Иван Осипович начальнику состава расписку оставил. Вот по ней его и взяли.

– Вот так-так! – доставая из пачки с горной вершиной и всадником папиросу, сдавленным голосом проговорил Певчих. – А ведь его тогда орденом Боевого Красного Знамени за это дело наградили. Что же выходит? Одной рукой наградили, а другой посадили?

– Так и выходит.

– Так что, сгинул наш Медуза где-то в лагере?

– Да нет. Не сгинул… Василий Матвеевич, у вас как со связью?

– Григорьев, ты соображаешь, куда и кому звонишь?! Закрытая связь, не дрожи коленкой.

– Я не дрожу. Просто голову на плечах имею. И, прямо сказать, сроднился я с ней как-то. Так вот, товарищ генерал, тут всё хитрее получилось. Значит, в сорок пятом Ивана Осиповича посадили, а в сорок восьмом возникло государство Израиль. Может, вам неизвестно, сейчас об этом говорить не принято, но мы тогда очень это государство поддерживали. Думали сделать из него наш форпост на Ближнем Востоке.

– Да ну?!

– Уж поверьте мне. И одним из дружественных шагов, которые делались в этом направлении, была посылка в Израиль целого парохода с советскими офицерами еврейского происхождения. А таких, сами знаете, имелось немало, и дрались они отчаянно. В плен-то им попадать никак нельзя было.

– Верно говоришь…

– Вот тогда и вспомнили про нашего Медузу.